– Рыков перехватил груз, – сказал Юрий Бенедиктович на метаязыке. – Я понадеялся на «стохастический зигзаг» Дмитрия Феоктистовича, предложившего до погрузки в самолет непросчитываемый маршрут, но он явно перемудрил. В общем, хотели как лучше, а получилось как всегда.

– Не знал, что это русское национальное качество останется чертой характера Посвященного вашего уровня, – бесстрастно заметил Бабуу-Сэнгэ. – Я был о вас лучшего мнения. Вы говорили с Германом?

– Вынужден был.

– Чего он хочет?

– Он хочет иметь кодон. В крайнем случае просит убрать Носового.

– Уберите. Пообещайте кодон. Аппетиты Германа растут, надо удовлетворить его малым. Я буду в столице через три дня. К этому времени генераторы «удав» и «пламя» должны быть у вас.

– Сделаю все, что смогу.

Тихий щелчок в динамике означал конец связи.

– «Уберите»… – передразнил Юрий Бенедиктович координатора. – Легко сказать! Придется, видимо, снова пошарить в запасникахфедералов, поискать «дырокол»…

Урча мощным мотором, «хамбер» объехал кладбище и помчался ло Мичуринскому проспекту в сторону МКАД.

ДЕЛО ОПЕРАТИВНОЙ ПРОВЕРКИ

Вася заканчивал разговор с Владимиром – сначала он позвонил тетке Ксении, а потом Наташе, – когда за ним пришли. Может быть, именно мысли о Наталье да чувство вины и помешали ему правильно оценить степень изменения внешних психофизических полей, хотя расслабляться он, в общем-то, не имел права.

– Приезжай, когда захочешь, – предложила Наташа, весьма удивленная его звонком. – Хотя и поется в песне – у реки обид переправы нет, но знай: тебя тут ждут.

– Заметано, – засмеялся Вася, стараясь говорить бодрым тоном. Внезапно насторожился, уловив холодок опасности в коридоре, и в это время удар в дверь выбил замок, и в квартиру ворвались вооруженные до зубов омоновцы.

– К стене! Руки за голову!

Вася послушно отступил, сцепляя руки на затылке. Поскольку нападавшие не имели целью немедленную ликвидацию, стоило выяснить, в чем дело, кто смог вычислить местонахождение майора секретной президентской команды.

– В чем дело, мужики? – миролюбиво спросил Василий, оценивая сноровку парней в пятнистых комбинезонах и масках. Пятеро сразу рассредоточились по комнатам, зашли на кухню, проверили балкон, двое навели на него стволы автоматов (укороченные «АКС-74У»), еще трое начали перетряхивать постель, шкафы, шарить в столах, простукивать стены.

– Да что случилось, е-мое? – возмутился Василий и получил удар прикладом в ухо, вернее, получил бы, если бы не среагировал. Поза со сцепленными на затылке руками была очень близка хоко-но камаэ – «позиции медведя, поднявшего лапы вверх», и Василий легко отбил удар, отобрал автомат и тут же усыпил второго автоматчика, не решившегося стрелять, что говорила о принадлежности команды к какой-то государственной структуре. Бойцы ОМОНа при всей своей тренированности и жесткости воспитывались в нормальных условиях, жили в нормальных семьях и жестокими, в общем-то, не были.

На шум из коридора в прихожую ворвались еще двое парней, один выглянул из кухни, и все они вполне могли открыть огонь, поэтому Вася заорал во все горло, бросая автомат на пол:

– Караул! Грабят! Спасите! Помогите!..

– Отставить орать! – вошел в квартиру плотный широкоплечий омоновец без маски, со знаками различия капитана. – Василий Котов?

– Я, – перестал кричать Василий. – А вы кто?

Капитан оглядел его, лежащих подчиненных, покачал головой, повысил голос:

– Болдырев, что там?

– Есть, товарищ капитан. – Из зала в прихожую вышел здоровяк Болдырев, держа в руках пакетик с каким-то белым порошком и пистолет «ТТ» на газете, с тремя магазинами. – В шкафу лежали. Там еще гранаты в ящике, ребята осматривают.

– Твои? – равнодушно спросил капитан.

– Елки-моталки! – прищурился Василий, сразу сообразив, что кто-то в его отсутствие подкинул в квартиру оружие, наркотики и позвонил в милицию. Не понял Котов только одного: почему он не учуял подброшенный компромат. – Отлично сработано, капитан! Могу я позвонить адвокату?

– В морг ты можешь позвонить, – все так же равнодушно ответил командир ОМОНа. – Василий Котов, вы обвиняетесь в незаконном хранении оружия, взрывчатки и наркотиков, а также в подготовке террористических актов на территории Москвы. Вы арестованы. Следуйте за мной.

– Вы забыли объяснить мне мои права, – насмешливо заметил Василий, подумав, что, если омоновцы куплены, они не будут заинтересованы в тщательном осмотре квартиры, сразу обнаружив компромат, но если они работают по наводке…

– Капитан, глянь-ка, что мы нашли! – Еще один верзила в пятнистом костюме вынес в прихожую спецкостюм со шлемом и пистолет «вепрь», которые Василий после операции в Зарайске так и не отвез на базу.

Последовала пауза. Командир отряда и рядовые его бойцы молча разглядывали костюм, незнакомое оружие, шлем, потом перевели взгляды на стоявшего в задумчивой позе Василия.

– А ты не простой мужичок-то, – оскалил зубы капитан. – Наручники ему! В машину! Переверните тут все вверх дном!

«Какая же сволочь меня подставила?» – уже сидя в машине со скованными за спиной руками, подумал Василий. – Возможны в принципе только два варианта: Носовой или Юрьев. Посвященные, члены Союза Девяти. Только они могли вычислить мое участие в захвате контейнера с «глушаками» и подкинуть оружие, не оставив следа…

Василий ошибался. Существовал и третий вариант.

Его поместили в Лефортово. Сначала в камеру, где сидело около тридцати уголовников, ожидающих решения суда. Некоторые из них провели здесь уже по пять-шесть месяцев, пока шло следствие; российская Фемида торопиться не привыкла. Однако после двух инцидентов между «буграми» камеры, властвующими над заключенными, и новеньким, в результате чего полкамеры пришлось приводить в себя, лечить, а кое-кого и реанимировать, Василия перевели в одиночку, где отбывали предвариловку трое «тихих», проходящих по статье 147 (часть III) УК – мошенничество. Здесь он провел двое суток, ломая голову, как выйти на волю и воздать должное тому, кто все это затеял.

Трижды его вызывали к следователю, вечно небритому, с трехдневной щетиной мордовороту, внешне похожему на телеведущего Караулова. Здесь Василий узнал, что на него заведено «дело оперативной проверки», которое может вылиться в «дело об участии в террористической деятельности», которое, в свою очередь, тянет уже от восьми до пятнадцати лет, а то и «вышку». Кто подставил Котова, узнать не удалось, вполне вероятно, что этого не знал и сам следователь. Вопросы он задавал одни и те же: откуда у Василия взрывчатка, патроны, оружие? Где он приобрел спецкостюм, являющийся средством защиты спецподразделений ФСБ? Почему проживал в квартире, принадлежащей другому лицу?

Ни на один вопрос Василий ответить правду не мог и лишь тянул время, ожидая, когда наконец Каледин, встревоженный его отсутствием, предпримет меры к освобождению. Однако шло время, а никто выручать «майора» Котова не спешил, и на четвертый день пребывания в Лефортовском СИЗО Василий решил бежать, вспомнив подвиги Матвея, сумевшего выйти даже из здания на Лубянке. Готовился Василий недолго, сутки, разработав план побега из следственной камеры, расположенной хоть и на территории тюрьмы, но за ее техническим изолирующим периметром, в административном корпусе.

За время, прошедшее с момента заключения, он трижды пытался связаться с Ульяной Митиной через ментальное поле, помня свой первый опыт во Владимире, и все три попытки закончились безрезультатно. Ульяна не откликнулась – значит, не услышала.

Его вызвали к следователю на пятые сутки, в пятницу, четырнадцатого июня, когда он и сам собрался передать через надзирателей, что «готов дать показания».

В кабинете следователя, кроме небритого, как всегда, хозяина, находился еще один человек, в котором Василий с недоверием узнал генерала ФСБ Первухина. Судьба свела их еще полтора года назад, но с тех пор они не встречались.